Часть 2
Все, что происходило дальше, Манфред смутно осознавал. К чувству боли добавилось какое-то парализующее ощущение тревоги. То ли у Манфреда начались судороги, то ли он просто метался, но врачи начали громко кричать и пытались держать его. Сознание Манфреда существовало как будто отдельно от тела – он не мог управлять своими движениями, да и вообще не чувствовал ничего, кроме боли.
Манфред как будто из какого-то глухого бункера наблюдал за тем, как его привезли в больницу и поместили в реанимационное отделение. Потом сознание начало туманиться, а боль постепенно снижала интенсивность. Через какую-то пелену он наблюдал за тем, как с его тела снимают куски обгоревшей рубашки. Потом медперсонал долго возился вокруг руки. Манфред хотел посмотреть, что с нею, но не мог приподняться. Спросить о своем состоянии тоже не мог. Ощущение было как во сне, когда все видишь и понимаешь, но не можешь пошевелиться.
Постепенно боль, а вместе с нею и чувство страха начали отступать. По странному, даже приятному ощущению Манфред понял, что ему дали какое-то наркотическое обезболивающее. Сколько времени он пролежал в таком состоянии, Манфред не знал. Потом врачи ушли, оставив только одну медсестру, чтобы следить за его состоянием. В палату зашла мама. Она смотрела на Манфреда обеспокоенным взглядом, а ее глаза были красными и опухшими от слез. Манфреду хотелось сказать, что с ним все хорошо, но он не мог этого сделать, язык не слушался, а все тело казалось ватным.
Кайза присела на стул рядом с Манфредом и долго наблюдала за сыном, а потом слегка задремала от усталости. Манфред был рад этому, он бы и сам с удовольствием поспал, но не получалось, да и боль в руке чувствовалась, хотя и стала намного меньше.
Из состояния своеобразной прострации, которая так и не перешла в стадию сна, Манфреда вывело ужасное чувство жажды. Во рту все пересохло и казалось, что слизистые вот-вот потрескаются. Эта странная жажда накатила совершенно неожиданно и казалась просто невыносимой. Кроме нее еще появилось чувство тупой боли в нижней части спины.
Собрав все силы, Манфред громким, хриплым шепотом сказал:
- Пить…
Медсестра озабоченно посмотрела на него и поднесла стакан, на дне которого было немного воды. Кайза проснулась и встревоженно посмотрела на сына. Медсестра приподняла голову Манфреда и дала ему выпить воды. Он проглотил жидкость, даже не почувствовав этого.
- Еще, - еле слышным голосом сказал он.
- Нельзя, - ответила медсестра, - немного позже дам. Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит, кроме руки?
С трудом двигая одеревеневшим языком, Манфред сказал:
- Поясница…
Медсестра заглянула под кровать, и ее лицо стало встревоженным. Она выбежала из палаты. Кайза привстала и проводила медсестру испуганным взглядом, а потом перевела глаза на Манфреда. Он попытался через силу улыбнуться, показывая, что все в порядке.
Спустя пару минут в палату вбежали врачи, и, заглянув под кровать, а потом посмотрев на датчики, начали что-то встревоженно обсуждать. Мозг Манфреда работал в замедленном режиме, поэтому ему удавалось уловить только обрывки фраз: «Не отходит моча… Ожоговый шок… Могут отказать почки… Обезвоживание».
Манфред понимал, что с ним происходит что-то нехорошее, но затуманенное морфином сознание блокировало любые эмоции, в том числе и страх. Из разговоров персонала он понял, что ему каждые несколько минут будут давать пить, и что увеличат дозировку лекарств. Это обрадовало Манфреда и ввело в какое-то странное, немного неестественное состояние умиротворения.
***
Следующее, что помнит Манфред – это яркий, слепящий дневной свет, сильный кашель и ощущение, что внутри все сводит судорогами. Он понял, что от лекарств заснул, а проснулся от мучительной рвоты. К нему сразу сбежался медперсонал, но Манфред не понимал, куда он рвет – в специально подставленную емкость или на себя.
Не имея возможности во время спазмов удерживать тело в одном положении, Манфред невольно двигал обожженной рукой, что вызывало боль, от которой темнело в глазах. Единственное, что он мог разобрать – это слова врача: «Дыши глубоко». Манфред попытался последовать совету, и в итоге перестал давиться рвотой. В перерывах между спазмами медсестра поила его водой.
Сложно было сказать, сколько времени длилась рвота, но если сначала Манфред мог пить воду и хоть как-то регулировать мышечное напряжение, то постепенно силы стали покидать его, и он рвал прямо на постель, потому что каждое движение головой стоило огромных усилий.
Когда начало темнеть, к чувству слабости присоединилось головокружение и ощущение, что он куда-то проваливается. Манфреду казалось, что где-то очень далеко кто-то кричит о том, что давление критически упало, но сил на то, чтобы мысленно связать это с собой, у Манфреда уже не было.
***
Когда он проснулся, на улице начинало светать. На небольшом диванчике в углу палаты спала Кайза, поджав ноги, чтобы поместиться на сиденье. Даже во сне она выглядела измученной и бледной, под глазами были круги. Манфред ощутил идущую от окна прохладу, и понял, что ему стало лучше. Голова гудела, хотелось пить, от слабости все тело казалось ватным, а внутри все болело, но Манфред чувствовал, что вернулся к реальности, несмотря на некоторую затуманенность сознания от морфина.
Медсестры в палате не было, и Манфред понял, что медперсонал знает, что ему лучше. Во рту пересохло от жажды, но он не хотел будить маму, поэтому с усилием набирал слюну и глотал ее, пытаясь хоть как-то смягчить пересушенное горло. Пролежав так какое-то время, Манфред постепенно собрался с мыслями. Неприятное, вязкое чувство страха охватило его, но при этом он боялся даже внутренним голосом озвучить, чего именно боится.
«Надо просто приподнять голову и посмотреть!» - пытался он твердо сказать себе, но какое-то время страх пересиливал это желание. Потом он, наконец, решился и резко, насколько это было возможно, оторвал голову от подушки. Рука была перебинтована от пальцев до самого плеча. Манфред легонько пошевелил пальцами, и эти движения отдали болью по всей руке. Пальцы были синими и опухшими, но это нисколько не уменьшило чувство облегчения. «Слава Богу, не потерял руку» - подумал он.
Манфред успокоился, откинул голову на подушку, и начал наблюдать за колыхавшимися за окном ветками деревьев. «Я все испортил» - подумал он. На Манфреда накатило чувство собственного ничтожества. Он понимал, что за целый месяц так и не смог совладать с собой, а теперь у него уже нет шансов завоевать благосклонность Алисы. Ему хотелось расплакаться от отчаянья и злости на себя, но на это не было сил.
Ругая себя, Манфред пролежал какое-то время, пока, наконец, не проснулась Кайза. Увидев спокойное лицо Манфреда, она подбежала к нему, и в ее глазах читалась смесь радости и озабоченности. Кайза начала расспрашивать Манфреда о самочувствии и дала ему пить. Манфред старался через силу улыбаться и сказал, что ей нужно отдохнуть, а с ним все будет хорошо.
***
Анна привезла Кайзе еду и с трудом уговорила замученную подругу выйти в коридор и поесть. Съев часть тормозка, Кайза устало откинулась на спинку стула. Ее лицо казалось серым, а под глазами были синие круги. Все это влеря Анна пыталась по возможности поддерживать Кайзу, но ее не покидало мучительное чувство вины за поступок Алисы. Она была уверена, что Кайза не сможет ей этого простить. Да и понимала, что такой поступок не заслуживает прощения.
Но, в то же время, ей хотелось прояснить ситуацию. Она понимала, что в такой момент эгоистично начинать подобные разговоры, но ей хотелось снять камень с души и услышать мнение Кайзы, даже если оно будет ужасным.
- Я не знаю, как она могла это сделать… - сказала Анна.
- Сорвалась, - ответила Кайза, вытирая рукой пот со лба, - она в этом на тебя похожа.
Окончив фразу, Кайза повернулась лицом к Анне.
- На меня?... – немного удивленно и растерянно спросила Анна.
- Ну да, - ответила Кайза, - Я знаю, каким бывает Манфред… Я его очень люблю, но не идеализирую. И знаю, как ты в детстве реагировала на таких изысканных хамов, как он, - Кайза измученно улыбнулась.
- Поэтому я не злюсь, - добавила она, главное – чтобы он поправился… - в глазах Кайзы появилась грусть.
Анна испытала чувство огромного облегчения и невероятной благодарности к Кайзе. В ее голове мелькнула мысль о том, что она еще больше, чем раньше, восхищается этой хрупкой, женственной, но внутренне очень сильной женщиной.
- Спасибо тебе… - неуверенно ответила Анна.
Кайза снова повернулась к ней и слегка улыбнулась.
Мне было стыдно за то, что я стала (чуть не стала) Жертвой, и то, что подумала бы мама о моих вечерних вылазках. То бишь, для меня закрывались бы послешкольные тусы. Т.ч. я об этом случае вообще никому не рассказывала)) Потом просто стала еще более осторожной (благо, банды на меня никогда не нападали), и затащила подругу с собой на кружок йоги в школе 
