Творчество форумчан (Страница 21 из 26)

Глава VIII

Зельтен мысленно вернулся в далекий 1945-й год. Когда послевоенная суета немного стихла, а американские солдаты, с которыми маленький Симон успел подружиться, собрались возвращаться на родину, он начал слезно просить их взять его с собой. Когда-то давно он видел фотографии Нью-Йорка, и этот город казался ему просто фантастическим.
Видя сборы американцев, Зельтен все чаще задумывался о том, что там, в волшебном заморском городе, его может ожидать совсем другая, новая и счастливая жизнь. Там ему ничто не будет напоминать о тех ужасах, в которых прошла большая часть его жизни. Симон настойчиво упрашивал солдат взять его с собой, и они, пожалев маленького сироту, увезли Зельтена в Америку, намереваясь перепоручить его нью-йоркской еврейской общине.
Когда Симон садился вместе с солдатами на поезд до Гамбурга, все происходившее казалось ему похожим на сон. Не прошло это чувство и тогда, когда они сели на огромный корабль, который должен был доставить их в Америку. Зельтен в этом путешествии наслаждался каждым мгновеньем.
Дни тянулись бесконечно долго, но однообразие корабельной жизни казалось Зельтену настоящей сказкой. Он мог целыми днями сидеть на палубе, сжимая в руках часы и получая удовольствие от каждой минуты без взрывов и обстрелов. Утром, проснувшись, Симон оглядывался по сторонам и несмело выходил из каюты, а потом, как мышь, бежал на палубу. Сначала он осторожно выглядывал из-за двери и только потом, неслышно ступая, выходил на открытое пространство. И только в эти моменты, щурясь от яркого солнца, он вспоминал, что прятаться больше не нужно.
К концу двухнедельного путешествия Симон частично избавился от этой привычки и с удивлением обнаружил, что прошло совсем немного времени, но он уже ощущал войну как что-то очень далекое, существовавшее в каком-то другом мире. «Удивительно, как человек может все забыть…» - шепотом говорил он себе, осознавая это.
Когда солдаты высадились на берег в порту Нью-Йорка и направились к месту дислокации, Симон бежал за ними, таща в руках небольшой чемоданчик с одеждой, семейным фотоальбом и несколькими родительскими вещами. Он старался не отставать, но при этом успевать рассматривать окружающую обстановку. «Это удивительно!...» - повторял он про себя.
На следующий день один из офицеров отвел маленького Зельтена к местному раввину и рассказал ему историю мальчишки. Раввин внимательно выслушал и согласился оставить Симона у себя, пока не пристроит его куда-нибудь.
Жить у раввина Зельтену пришлось всего два дня, так как выяснилось, что владельцу ближайшей булочной, французу мсье Клемену нужен помощник. Жерар Клемен был добродушным грузным смуглым мужчиной с густой, кудрявой шевелюрой. Этим он напоминал маленькому Симону Александра Дюма. Француз приехал в США всего за несколько месяцев до Зельтена, но уже успел основать собственное дело.
Свою семью Клемен потерял еще в 1943-м, когда их деревню в Провансе разбомбили немцы. Клемен в тот момент был в городе, поэтому остался жив. Вернувшись домой, он вместо жены и детей увидел огромное черное пепелище. Желая забыть произошедшее и начать жизнь с чистого листа, он, как и маленький Симон, приехал в Америку, и занялся тем, чем занимался в родной деревне – выпечкой французских булок.
Задача Симона состояла в замесе текста, мытье противней и выполнении прочей подсобной работы. Мсье Клемен, видя в этом ребенке родственную душу и вспоминая собственных погибших детей, относился к нему благожелательно. Однажды Симон, забывшись, обратился к Клемену: «Мсье Дюма», чем очень позабавил француза. Тому это так польстило, что он разрешил Симону пользоваться своей библиотекой. Библиотека состояла всего из двух десятков книг, но для Клемена они были единственным напоминанием о родной Франции. Симон не понимал по-французски, но с удовольствием рассматривал иллюстрации.
Всего за несколько лет булочная увеличилась в размере и расширила ассортимент. Зельтен закончил кондитерский колледж и стал полноправным помощником Клемена. Так продолжалось до тех пор, пока 49-летний Клемен, страдающий гипертонией, не скончался от инсульта. Юный Зельтен оказался его единственным близким человеком, и унаследовал булочную. К этому моменту Симон обучился у Клемена почти всему, что было нужно для самостоятельного ведения дела, поэтому не опустил руки и решил дальше развивать бизнес. В 21 год он женился на Софии, прихожанке местной синагоги, и они совместными усилиями открыли еще пару булочных на их улице.
Война давно осталась в прошлом, и жизнь стала счастливой и безоблачной. Зельтен считал своим днем рождения 18 сентября 1945 года, когда он высадился в порту Нью-Йорка, а не 3 мая 1935 года, как было указано в свидетельстве о рождении. Ему казалось, что все, что происходило до осени 1945 года – это какой-то фильм, это параллельная реальность, воспоминание из прошлой жизни. В общем, страшные военные годы были чем угодно, но только не нынешней реальностью Зельтена.
Счастливую жизнь супругов омрачало только отсутствие детей. Перепробовав все способы решить эту проблему, они, в конце концов, смирились с тем, что детей у них не будет, и решили просто радоваться тому, что имеют. Но, тем не менее, спустя 15 лет с момента женитьбы у них появилась дочь Роза.
Окрыленные тем, что сбылась их давняя мечта, Симон и София начали работать еще усерднее, задавшись целью дать дочери все то, чего были лишены сами. А главной их мечтой была учеба Розы в престижном ВУЗе. Она росла смелой и умной, и планировала после школы поступать в Гарвард.
Планы омрачила болезнь Софии. У нее в возрасте 51 года обнаружили рак горла, и, несмотря на мучительное лечение и операции, через год она скончалась. Зельтен был угнетен и подавлен, но мысль о том, что он нужен дочери, не давала ему опустить руки. Часть денег, бережно откладываемых Розе на учебу, ушла на лечение Софии, поэтому за тот год, который оставался до поступления дочери в университет, нужно было собрать приличную сумму денег.
Зельтен с Розой работали допоздна, чтобы наполнить семейную казну. Также Зельтену пришлось взять банковский кредит, но в итоге Роза все-таки поступила на юридический факультет Гарварда, что стало для Зельтена настоящим поводом для гордости.
После окончания учебы она устроилась работать корпоративным юристом и вышла замуж за биржевого брокера. Зельтен считал зятя не достойным своей дочери, но не хотел вмешиваться в их жизнь, поэтому принял выбор Розы. Когда дочь переехала на отдельную квартиру с мужем, Зельтену стало одиноко и тоскливо, казалось, что все цели достигнуты, и стремиться больше не к чему.
Свою тоску он обильно заедал французскими булками и стейками, но в какой-то момент снова почувствовал силы и желание жить. Тогда он с удвоенной энергией вернулся к работе и начал обучать ведению бизнеса двух своих внуков. Жизнь снова стала счастливой, если не считать усугубившуюся тягу Зельтена к еде. Даже два инфаркта не помогли ему справиться с этой пагубной зависимостью.

Глава IX

Прокрутив в голове воспоминания, Зельтен глубоко вздохнул и уставился в потолок, пытаясь очистить сознание от всего, что может вызвать переживания, и, как следствие, тахикардию.
Глаза Зельтена смотрели на белую потолочную краску, а сознание на ней рисовало глянцевые страницы журнала. Это был журнал о светской жизни. Старик забыл его название, но хорошо помнил год. Это был четвертый номер издания за 1958 год. Зельтен никогда не интересовался дамскими журналами, но, зайдя в тот злополучный день в лавку со свежей прессой, он увидел на стеллаже этот журнал.
На его обложке были две целующиеся девушки. Хотя в том далеком году это само по себе было дикостью, но поразил Зельтена не открытый гомосексуализм. Его внимание привлекла одна из девушек. На вид ей было лет 16-17, рыжие курчавые волосы были уложены в форме ракушки и заколоты. В памяти Зельтена возникла давно забытая картина: Берхард Миндельхайм в новенькой униформе стоит посреди площади и отдает приказ о расстреле офицеров-союзников, а у него на руках сидит маленькая девочка. Рыжая. Курчавая. С прической в форме ракушки.
Зельтен медленно подошел к стеллажу, чувствуя, как его желудок волнительно сжимается. Остановившись напротив журнала, он начал рассматривать фотографию. Девушка была снята в профиль и ее прямой, со скошенный кончиком, нос не оставлял никаких сомнений. Это была семейная черта… Семейный нос Миндельхаймов.
Зельтен попытался подавить волнение, и влажными, немного дрожащими руками взял журнал. Пролистав его, он узнал, что 17-летняя Кайза Миндельхайм, поселившаяся после войны в Финляндии, унаследовала родительские деньги, заблаговременно переведенные в швейцарский банк, и сейчас просаживает их на яхты, пьянки, дорогую одежду и… бабу. «Твой отец таких как ты в газовые камеры отправлял» - еле слышно процедил сквозь зубы Зельтен.
Он не имел ничего против геев и лесбиянок, ему хорошо запомнились эти люди с розовыми треугольниками на груди. Их, как и евреев, нацисты отправляли на смерть только за то, что они «не такие». Но Кайза Миндельхайм вызвала у Зельтена настоящую злость. Ему казалось какой-то абсурдной и недоброй шуткой то, что она просаживает на развлечения деньги, которые ее родители заработали на крови таких, как он, Зельтен, и… таких, как она! Она на нацистские деньги содержит подружку. Это казалось бредом, каким-то дурным и нелепым сном.
Зельтен посмотрел на фото подружки. Она была приятной на вид круглолицей блондинкой. Эта девушка отличалась стройностью, но на фоне хрупкой, как ребенок, Кайзы казалась достаточно крупной. Пока Зельтен все эти годы тяжким трудом зарабатывал на жизнь, Кайза Миндельхайм жила богато и весело. Думая об этом, Зельтен злобно стискивал зубы. Счастье и беззаботность, которыми буквально светились девушки с фотографий, вызывали у него смесь злости, зависти, обиды и чувства глубокой несправедливости.
Зельтен купил этот журнал и принес домой. Тайком от жены он его иногда пересматривал с каким-то мазохистским удовольствием. А после этого с остервенением брался за работу, как будто желая заработать все деньги мира. Лет через пять Зельтен узнал, что Кайза Миндельхайм вышла замуж за молодого финского бизнесмена и львиную долю своих сбережений вложила в его бизнес. Эта новость немного снизила градус злости Зельтена. «Пусть хоть этот финн получит что-то хорошее от этих кровавых денег» - подумал он, и засунул журнал в старый сундук.
Несколько лет назад, желая помочь больному старику, Роза решила убраться на чердаке и выбросить старый хлам. Среди завалявшихся вещей она нашла этот журнал, просмотрела его, иронично хмыкнула и сказала: «Перис Хилтон пятидесятых годов. Надо же, и тогда такие были». Затем она выгребла журнал вместе с другим мусором и выбросила.

Глава XI

Прошло несколько дней. Зельтен начал потихоньку вставать и прогуливаться по этажу. Пару раз во время прогулки он пытался свернуть в небольшой коридор, ведущий к буфету, но, казалось, что у этого дьявола где-то есть третий глаз, который неустанно следит за перемещениями Зельтена. Поэтому оба раза старик сталкивался лбом ко лбу с Миндельхаймом, который при этом тепло, но с хитрецой улыбался и сверкал своими выразительными темно-карими глазами.
Зельтен вернулся в палату после очередной прогулки, и устало лег на кровать. Хождение давалось ему еще тяжело, хотя прогресс был налицо. Полностью расслабившись, чтобы восстановить силы, старик уставился в потолок, периодически переводя взгляд на проходящих по коридору людей.
Через некоторое время он услышал, как открывается дверь, и посмотрел на нее. В палату вошла высокая и стройная черноволосая девушка лет 25-30 в медицинском халате, маске и перчатках. Она была на высоких каблуках, но это совершенно не сковывали ее движений и она уверенным, но мягким шагом направилась к Зельтену.
- Здравствуйте, мистер Зельтен, - сказала она приятным спокойным голосом, - Я – доктор Визенталь, заведующая лабораторией. Доктор Миндельхайм попросил принести Ваши анализы в палату, чтобы Вы могли ознакомиться с результатами. У доктора Миндельхайма сегодня длительная операция, поэтому он сможет подойти к Вам только во второй половине дня.
Зельтен вспомнил рассказ дочери о докторе Визенталь, пострадавшей от взрыва в лаборатории. «Так вот какая она…» - подумал старик. По правильному овалу лица, выразительным черным глазам и густым черным волосам он понял, что девушка до несчастного случая была красивой. Ему стало жаль ее.
- Спасибо, доктор Визенталь, - сказал Зельтен и располагающе улыбнулся, - Моя дочь, Роза, рассказывала о Вас, она с Вами общалась в лаборатории.
- Да, - ответила доктор Визенталь, улыбнулась, погладила Зельтена по плечу, и добавила: Выздоравливайте.
- Спасибо, - ответил Зельтен, и она вышла из палаты своим мягким, неслышным шагом.
«Бедная девушка, - подумал старик, - Такие глаза грустные…»
Затем он снова уставился в потолок, но через какое-то время заметил силуэт, застывший напротив его палаты. Зельтен опустил глаза и увидел за дверью юношу лет 17-18, похожего на художника. Он растерянно озирался по сторонам, как будто пытаясь кого-то найти взглядом. Парень был высоким и худощавым, поэтому водолазка светло-болотного цвета и серые джинсы сидели на нем немного мешковато. При этом мешковатость органично сочеталась с общей небрежностью образа.
Через плечо у него была перекинута небольшая брезентовая сумка, которая заставляла водолазку немного морщится. Эффект творческого беспорядка усиливала шапка темно-каштановых, вьющихся непослушных волос. Верхние пряди торчали в разные стороны, а нижние спускались до плеч. Зельтен посмотрел в лицо парня. У него были тонкие черты лица и достаточно крупные, зелено-карие глаза. Старик сразу угадал по этим чертам еврейские корни.
Пока Зельтен рассматривал парня, тот продолжал озираться. Мимо прошла медсестра, он о чем-то спросил ее, она покачала головой и пошла дальше. Желая как-то помочь парню, который, видимо, заблудился, Зельтен окликнул его:
- Молодой человек, Вам помочь?
Парень перевел на него взгляд, слегка улыбнулся и подошел к стеклу.
- Навряд ли, но спасибо, - ответил он приятным высоким голосом и улыбнулся, - Я ищу маму, она здесь работает. Ее нет в своем кабинете, вот я пытаюсь разобраться, куда она пошла.
После небольшой паузы добавил, добродушно улыбаясь:
- Папа на операции вместе со всеми врачами кардиологии, мама где-то ходит – безобразие!
- Ребенок медиков, - сказал Зельтен и улыбнулся, парень показался ему очень милым и старик решил немного поговорить с ним, - нелегко, наверное, расти в больнице.
- Да, это точно! – сказал парень, и рассмеялся, обнажив мелкие белые зубы, - пол жизни провел здесь.
- Сам, небось, тоже врачом будешь? – поинтересовался Зельтен, и, заметив, что парень прижимается к стеклу, чтобы лучше его слышать, добродушно добавил: Заходи, поговори со стариком, а то тут от тоски помереть можно.
Парень немного приоткрыл дверь, протиснулся в нее, и сел в ближайшее кресло.
- Нееет! – ответил он, - Хватит нам в семье медиков! Я учусь на журналиста, хотя почти все коллеги родителей уговаривали меня поступать на медицинский факультет, идти по стопам родителей.
- Ну, у каждого должен быть свой путь, - немного философским тоном ответил Зельтен.
- Я тоже так считаю, и свой путь я выбрал. Моя младшая сестра тоже не собирается быть медиком, это просто не наше призвание.
Сделав небольшую паузу, парень снова улыбнулся и сказал:
- Да, я же не представился, - Марк, - и молодой человек встал, подошел к Зельтену и протянул ему руку.
- Симон Зельтен, - ответил старик и пожал протянутую руку.
- Приятно познакомиться! – сказал парень, и его взгляд невольно упал на процедурный стол, на котором лежали анализы, принесенные доктором Визенталь.
- Узнаю мамин почерк, - сказал Марк и снова улыбнулся, а потом как будто испугался своих слов и добавил: Ой, простите, я не должен был заглядывать в ваши анализы.
- Почерк твоей мамы? – удивленно спросил Зельтен.
- Да, ответил Марк, - она заведует лабораторией здесь, ее зовут доктор Клер Визенталь.
- Это твоя мама?... – удивленно спросил старик, пытаясь понять, как 25-30-летняя девушка может быть мамой взрослого парня.
- Да! – весело, своим звонким голосом ответил Марк и опустился в кресло, - Обычно все удивляются, как такое возможно. Но такое бывает! Наши родственники называют «детской любовью».
- Детской любовью? – удивленно спросил Зельтен.
- Да, - ответил Марк, родителям было по 12 лет, когда я родился, - и, как будто стыдясь этого, добавил: Ну… Так получилось.
- Ага, теперь все становится на свои места, - сказал Зельтен, - я видел ее, она приносила мне анализы. Приятная у тебя мама, видно, что хороший человек.
- Да, - ответил Марк и в его глазах появилась легкая грусть, - только переживает очень… Вы, наверное, знаете, почему…
- Да, - ответил Зельтен, - Жаль ее, такая девушка красивая.
- Но врачи говорят, что смогут практически полностью восстановить лицо, шрамов будет почти не видно, даже сейчас она уже выглядит красиво,- сказал Марк, и добавил: Маму эти события очень сильно выбили из колеи, и хотя прогнозы самые хорошие, она все равно грустит. Если бы не папина поддержка, не знаю, что вообще с ней было бы.
- А папа очень поддерживает ее? – спросил Зельтен с надеждой на то, что этой девушке повезло с семьей.
- Да, - ответил Марк и снова тепло улыбнулся, - папа ее очень любит и всегда поддерживает.
- Замечательно… - ответил старик.
- Если Вам интересно, я могу завтра принести фотографии родителей, - неожиданно для Зельтена сказал Марк, - я все равно собираюсь завтра прийти сюда после учебы.
- Да, принеси, - ответил Зельтен, которого начало разбирать любопытство: как же выглядела Клер Визенталь до трагедии и что собой представляет ее муж?
- Хорошо, - с улыбкой сказал Марк и встал с кресла, - А сейчас я пойду уже, попытаюсь все-таки найти маму.
- Давай, до завтра, - ответил Зельтен.
- До завтра, отдыхайте, - сказал Марк и вышел в коридор.

Вот палево-то, даже и не скроешь нормально волнение Капец))

Ваа *_*

Капец! Мне было бы очень неудобно с эдакой аппаратурой - чуть разволнуешься, и все уже об этом знают

В общем, занятный образ)

Понимаю, что образ вырисовывается негативный, и душой отторгается, но, чёрт, всё равно же привлекает, засранец

А зачем же всё-таки её брали на подобные мероприятия? Типа, чтобы с детства приучалась быть истинной арийкой?

Да, тут уж не только шестое чувство, но и, мне кажется, как минимум меры безопасности. Разумней всего вообще всегда вывозить своих детей из страны, которая ведёт войну, если есть такая возможность.

Жуть...

Как я его понимаю! Вполне допускаю, что и у меня могли быть проблемы с весом, если бы я всё время не забывала есть

Это и правда издевательство!

Вот блин, не выгорело дельце! А счастье было так возможно...

Бедный прям ваще

Так нечестно!)) Ну их, эти таблицы

Классно же!))

Интересно, что он так спокойно об этом говорит. Мне было бы сложно спокойно думать о такой родословной, наверное.

Каждый день как новый мир

Кстати, я его тоже представляла почему-то худым. Наверное, дело в том, что сосредоточенные, настороженные, собранные люди мне почему-то видятся худыми. А полные люди представляются обычно более открытыми, добродушными, доверчивыми, прямыми)

Думаю, в этом возрасте просто уже очень сложно что-то поменять в своих привычках и пристрастриях, увы, как бы они ни были вредны.

Сниматься в фильмах с вертолётами

Ничёсе... А что это за "детская любовь"?

Что-то мне подсказывает...

Ахах, я так и думала! Люблю такие ходы)

Афигеть! Оо

Вот и чудесно!)

Круто, спасибо) На удивление позитивно всё сложилось)

Приносящий несчастье

2013 год, Нью-Йорк, Манхеттен

Глава I. Новый клиент

39-летний психотерапевт Присцилла Беннет проводила очередного клиента и устало, но довольно вздохнула. Она подумала о предстоящих выходных, на которых они с друзьями наконец-то решили выбраться за город. Присцилла настолько устала от ежедневной рутины, что эта поездка была для нее настоящим праздником. Омрачала радостное ожидание только мысль о том, что рабочий день еще не закончен, хотя и близится к концу. Осталось принять последнего клиента.
Присцилла посмотрела в лист предварительной записи, зная, что будет какой-то незнакомый посетитель. А новый клиент – это всегда нагрузка, первая консультация выматывает больше, чем все последующие. Но Присцилле нужно было собраться с духом, принять этого человека, а потом, с чувством выполненного долга мчаться домой и собирать вещи в дорогу.
- Ульвар Эклунд, - прочитала Присцилла вслух, на секунду задумалась и добавила: Скандинав какой-то, видимо? 1982 года рождения. 30 лет.
- Надо не забыть имя, - сказала она себе, вспомнив, как на одном из своих первых приемов забыла имя клиента и не знала, как к нему обращаться. К счастью, посетитель не заметил ее конфуза, и все прошло хорошо, но с тех пор она старалась перед консультацией запомнить, как зовут гостя.
Присцилла заварила себе чашечку ароматного кофе, взяла сигареты и вышла на балкон. Ее кабинет находился на 6-м этаже небоскреба. Окна кабинета выходили на массивное четырехэтажное здание муниципального госпиталя, и, отдыхая на балконе, она не раз наблюдала за его сотрудниками.
Почти напротив ее окон, на четвертом этаже больницы была просторная терраса с большим парапетом, столиком и креслами. Здесь отдыхали, как узнала Присцилла, сотрудники отделений реплантации и пластической хирургии, отоларингологии и урологии. Некоторые работники этих отделений приходили на террасу пообщаться, некоторые – покурить и попить кофе, а некоторые – пофлиртовать. Но особое внимание Присциллы привлек один молодой человек, которому она дала прозвище «потенциальный клиент».
Это был мужчина с невероятно привлекательной, яркой внешностью, и, в то же время, с постоянным страхом в глазах. Как предположила Присцилла, он работал врачом в реплантации и пластической хирургии. Это был высокий, крупно сложенный, но стройный молодой человек с густой шапкой вьющихся золотистых волос и насыщенно-синими глазами. При наличии уверенности в себе он мог бы стать звездой Голливуда, но испуганный, беспомощный и умоляющий взгляд, а также неуверенные, немного нервные жесты выдавали в нем человека, который явно себя недооценивал и боялся жизни.
Присцилла села на стул, затягиваясь сигаретой, и взглянула на террасу больницы. «Потенциальный клиент» нервно курил и был бледен. «Тяжелый рабочий день, видимо» - заключила она. Впрочем, такие тяжелые дни у красавчика случались нередко. Присцилла предполагала, что подобное воздействие на парня оказывали ситуации, когда на его операционный стол попадали пациенты со сложными патологиями.
К «потенциальному клиенту» медленными, по-кошачьи плавными шагами приблизилась девушка в форме пилота госпитального вертолета, стала рядом, тоже закурила и свободной рукой мягко обняла красавчика. Такие сцены Присцилла видела не раз. Девушка была, по всей видимости, подружкой или женой «потенциального клиента», и своей мягкой, но уверенной манерой общения немного вытягивала его из депрессивного состояния.
Если красоту парня можно было назвать сочной, то красота девушки была скорее утонченной и рафинированной. Она была высокой и стройной, с тонкими чертами лицами, волосами платинового цвета и мраморно-белой кожей. Ее взгляд был немного отрешенным, но в то же время чувственным, как и весь образ. Присцилла называла внешность девушки «героиновым шиком», хотя и не была уверена в том, что эта формулировка точно характеризует образ девушки.
Присцилла иногда ловила себя на мысли, что завидует этому удивительному сочетанию холодной рафинированности и томной сексуальности. При этом она замечала, что златокудрый красавчик практически не обращает внимания на внешность своей подружки, хотя какой-нибудь другой парень на его месте умирал бы от ревности. В целом они казались Присцилле достаточно гармоничной парой, хотя она понимала, что рафинированная блондинка не решит психологические проблемы своего бойфренда хотя бы в силу отсутствия специальных зданий.
Докурив, парочка удалилась с террасы, а Присцилла продолжала сидеть, допивая кофе и любуясь закатом. Через несколько минут она посмотрела на часы, устало встала со стула и зашла в кабинет.
- Так как там его зовут?... Уже забыла, – сказала она себе и заглянула в лист записи, - Ага, Ульвар Эклунд. Сейчас уже должен прийти.
Присцилла села за стол и несколько раз повторила имя клиента, пока оно не стало звучать в ее устах достаточно уверенно. Примерно через пять минут в дверь позвонили, и она ответила клиенту, что он может заходить. Дверь приоткрылась, и в нее несмело просунулся… златокудрый красавчик, за которым она только что наблюдала.

Согласна, так и есть!
Видимо, 1Н и низкое Прошлое

Ну эт старье)))

Кач-во ужасное, конечно же. но камера мобильника - единственное, на что я могу сфоткать свои рисунки.

О, я сразу не заметила! Да, очень-очень похоже

LionKinG, о, действительно высокофизично-высокоэмотивное, лол. Прикольно.

Всё ещё есть мысли насчёт Гюго?..

А, ясно тогда, лол.