Творчество форумчан (Страница 22 из 26)

Просто возникает образ, идея, которую непременно (иногда - срочно) хочется воплотить в реальность!
Примерно тоже чувство, что описала Лион:

Даже силы ниоткуда появляются! ))) Вот сидел только что - нудный, скучный, варёный весь, а тут пришла в голову идейка (например - что-то нарисовать) и эта идея кажется такой классной, почти гениальной - так, как представляется перед "внутренним взором" - и откуда-то куча энергии возникает! Независимо от состояния организма - хоть обесиленный совсем, хоть с температурой высокой, а оно как прилив сил, резкий такой, приятный! И несёт тебя, подкидывает, иногда даже не замечаю, как беру в руки карандаш, а осознаю себя через какие-то пол минуты уже, когда активно рисую ))
А облом наступает тогда, когда начинает неполучаться. Или - ещё хуже - когда кто-то приходит и говорит - "Фии, это что, это зачем, да это фигня, пойди лучше чем-то полезным займись!" Вот это - мега-обломище! О_о

То же самое, что и с моими сомнениями... Вот очень тяжело место себе найти, когда что-то не складывается в цельную картину...

О, а у меня подобное во время тех же компьютерных игр может произойти - драйв крутой охватывает!.. Так много быстрых событий, быстрый темп!.. И ты в это окунаешься и плывёшь в этом быстром течении.

А в чём не получается?.. Энергия совсем пропадает?..

Нифига они не понимают!.. Творчество - это круто!

Глава II. Мотоциклист

Присцилла пригласила Эклунда присесть за стол. Он несмело зашел в комнату и бесшумно приземлился на стул. Психотерапевт поздоровалась с ним, на что он также ответил приветствием. Голос его, как и следовало ожидать, был неуверенным и немного дрожащим.
Присцилла представилась и предложила новому клиенту сделать то же самое. Он ответил, что его зовут Ульвар Эклунд и он работает пластическим хирургом в муниципальном госпитале, расположенном напротив. Присцилла сделала вид, что не знает этого, и предложила гостю рассказать о проблеме, с которой он пришел.
- Наверное, в устах врача это прозвучит странно… - начал он: но мне кажется, что я приношу несчастье близким людям.
- Приносите несчастье? – с показным удивлением переспросила Присцилла.
- Да, - ответил он, - притягиваю его своими негативными мыслями и страхами.
- Расскажите подробнее об этом.

Сцена на дороге

Все началось, когда мне было десять лет, - начал Эклунд, затем сделал небольшую паузу, как будто собираясь с духом, и продолжил: Я жил в Осло со своими родителями. Три раза в неделю мама водила меня на курсы английского языка в языковую школу, которая находилась в двухстах метрах от нашего дома. Мама боялась отпускать меня одного потому, что по пути надо было пересекать шоссе с восемью полосами и интенсивным движением. Хотя там был светофор, но мама все равно беспокоилась.
Но в один злополучный день она не смогла меня отвести на курсы, и мне нужно было идти самому. Мама десять раз напомнила мне о правилах дорожного движения и принципах работы светофора. И я пошел на учебу. Хотя я понимал, что в переходе дороги нет ничего страшного, и многие мои сверстники давно сами ходят по району, страх все равно не покидал меня.
Я боялся нерадивого водителя, который поедет на красный свет, и случится что-то ужасное, - при этих словах Эклунд немного сжался и наклонил голову.
До школы я дошел благополучно, и к моменту начала занятий забыл о своем страхе. Но когда нужно было возвращаться домой, страх вернулся. Я с ужасом подошел к дороге, и, глядя на снующие туда-сюда машины, остановился в нерешительности, ожидая, когда загорится зеленый свет.
И вот он загорелся. Я сделал несколько шагов, но услышал оглушительный рев и остановился. Ближе к противоположной обочине дороги на большой скорости несся мотоцикл. Возможно, мотоциклист был пьян или плохо себя чувствовал, но он не остановился на красный свет и на всех парах мчался вперед.
Его начало кренить в сторону, и, чтобы не врезаться в машины противоположного ряда, он резко развернул мотоцикл вбок, но угол наклона получился слишком большим, и мотоцикл упал, протащив мотоциклиста за собой несколько десятков метров.
Через несколько секунд вокруг пострадавшего столпились люди, пытаясь проверить его состояние и вызволить из-под мотоцикла. Он смог подняться, и я подумал, что с ним все хорошо, но потом с него сняли шлем. Его лицо ниже линии глаз превратилось в кровавое месиво…
Я стоял и смотрел на это, и не мог пошевелиться. Мой самый страшный кошмар материализовался, и я продолжал стоять и наблюдать, пока не приехала скорая. Сейчас, как специалист, я понимаю, что травмы у мотоциклиста были не особо серьезные и вполне исправимые, а зловещий вид этой картине придавало большое количество крови. Но тогда мне казалось, что этот человек останется на всю жизнь калекой и уродом.
И в какой-то момент я поймал себя на мысли, что в этом виноват я, потому что я слишком много думал о таком развитии событий. Я не хотел ничего говорить родителям, чтобы они зря не волновались, но этот мотоциклист с залитым кровью лицом начал мне сниться почти каждую ночь. Я начал панически бояться дорог. В итоге родители заметили мое состояние, и мне пришлось обо всем рассказать.

- И что сделали родители? – наконец прервала рассказ Присцилла.
- Начали водить меня к психологу. Он помог справиться с этим состоянием, и в процессе совместной работы я понял, что хочу стать пластическим хирургом, чтобы помогать таким людям.
Сказав это, Эклунд измученно улыбнулся.
- Но раз Вы сейчас сидите передо мной, значит, проблема не была решена до конца? – спросила Присцилла.
- Она всплывает вновь и вновь… Стоит мне начать чего-то бояться, и то, чего я опасаюсь, обязательно случается. Но если мотоциклист не был мне знаком, то последующими жертвами моих страхов стали неравнодушные мне люди. Я хочу избавиться от этого груза и перестать привлекать негатив в собственную жизнь.
- Это правильная позиция, ответила Присцилла, - и хорошо, что Вы обратились за помощью. Я бы хотела, чтобы Вы подробно рассказали обо всех ситуациях, в которых Вы вините себя.
- Да, я и пришел сюда для этого.
Посмотрев в измученное и уставшее лицо своего клиента, а потом, незаметно переведя взгляд на часы, Присцилла добавила:
- Только за один сеанс не получится все это охватить, поэтому я предлагаю Вам продолжить разговор во время следующей встречи.
- Да, конечно, - ответил Эклунд, и записался на следующий сеанс. После его ухода Присцилла поехала домой, думая о том, что впервые за последнее время она имеет дело не с кризисом среднего возраста, проблемным разводом или подростковой депрессией, а с чем-то новым и, возможно, действительно интересным.

Глава IV. Удивительная семья

- Чем он впечатлил Вас? – спросила Присцилла, - расскажите об этом доме.

Дворянское гнездо

Пока Эрика удивлялась тому, как я смог за время подготовки к поездке выучить эстонский язык, дорога, по которой мы ехали, уперлась в металлическую ограду. Манфред остановил машину, открыл ворота, и мы въехали, как мне показалось, на территорию парка. Ограда была очень старой, да и сам парк выглядел немного заброшенным. Хотя в этом была своя романтика: в детских книгах примерно так описывались парки возле старинных замков. И минуты через три я понял, что почти угадал.
Мы остановились у большого, обветшалого двухэтажного дома. Вход дома был украшен обшарпанными, как и само здание, колоннами. Сначала я подумал, что мы по пути к дому заехали в какое-то учреждение, но Эрика сказала, что мы уже прибыли, и вышла из машины. Я вышел вслед за ней, а Манфред достал из багажника мои вещи.
Я с изумлением смотрел на этот дом, который мне показался еще более крупным, чем из окна машины. Мне хотелось назвать его дворцом, но для дворца у него было слишком простое оформление. Он скорее напоминал давно заброшенный дом богатого дворянина.
Увидев мое изумление, Эрика сказала:
- Это дворянская усадьба моей бабушки. Она здесь родилась и провела детство. А потом, когда в конце 40-х годов в Эстонии проводили национализацию и так называемую борьбу с буржуазией, у их семьи забрали этот дом, и открыли здесь архив райисполкома. Но когда Советский союз распался, бабушка подала в суд, и вернула этот дом! – сказав это, Эрика хихикнула, - И теперь мы здесь живем. До этого у нас был маленький дом, и совсем без удобств, а теперь вот – много места и комфорт! Правда, снаружи дом выглядит не очень, но у нас пока нет денег, чтобы привести в порядок фасад.
Я слушал, рассматривая стены, которые когда-то были белыми, а сейчас приобрели грязно-серый, а в некоторых местах – рыжеватый оттенок. Кое-где обсыпалась штукатурка. Когда я опустил глаза, то увидел, что Манфреда рядом нет, он, видимо, уже зашел в дом. Я осмотрелся. Нас окружал огромный парк со старыми деревьями и множеством дорожек с потрескавшимся асфальтом. Дорожки расходились в разные стороны, и я понял, что с задней стороны дома парк простирается на десятки, а то и сотни метров.
Эрика подошла к входу, и, открыв дверь, позвала меня. Я подошел к ней и с правой стороны от дверей увидел металлическую табличку, которая когда-то, видимо, была покрыта золотом, а сейчас облупилась. На ней было написано, что это имение дворянской семьи Саари.
- Когда здесь открыли архив, эту табличку сняли, - сказала Эрика, - но мы ее потом нашли на чердаке и повесили обратно. Бабушка хочет отдать ее в мастерскую, чтобы ее отреставрировали и снова покрыли золотом, но до этого все время не доходят руки.
Внутри дом был примерно таким, каким его можно было представить. В нем был огромный, просторный темный и холодный холл с высокими потолками и колоннами, широкая лестница, ведущая на второй этаж, и многочисленные двери в другие помещения. Между лестницей и дверями были проложены ковровые дорожки из новых ковров, старых дорожек, а кое-где и вовсе из тряпок. Как я позже узнал, это было сделано для того, чтобы дети не бегали босиком по холодному полу.
Меня поселили в большой и немного прохладной комнате на втором этаже. Как и следовало ожидать, жилыми в этом доме были всего несколько комнат, а остальные были закрыты за ненадобностью. Потом мы спустились обедать, и кухня удивила меня своим несоответствием общей энергетике дома: она была теплой и светлой. Но такой же просторной, как и все комнаты, поэтому в ней поместился огромный стол для обедов, хотя рядом была столовая.

- Этот дом вызывал у Вас неприятный чувства? – спросила Присцилла, - Он Вам запомнился в негативном ключе?
- Нет, - ответил Ульвар, - На тот момент – нет, отрицательные эмоции появились позже, после… - он сделал паузу, как будто подбирая подходящее слово, - одной ситуации. Я о ней расскажу, просто сначала хочу поделиться своими впечатлениями от этой семьи, и этого дома.
- Да, конечно, - ответила Присцилла, - продолжайте.

Странная семья

В первый же день я познакомился с семьей Эрики. У нее было две младшие сестры – восьмилетняя Жанна и пятилетняя Моника. Жанна оказалась высокой и очень худенькой. В целом они с Эрикой были похожи, но Жанна отличалась колючим взглядом. Кроме того, у нее были очень длинные волосы. Коса толщиной сантиметров в пять спускалась почти до колен. Я когда это увидел, удивился, как она таскает такую тяжесть.
Я попытался с ней поздороваться, но она меня не поняла. Оказалось, Жанна вообще не говорит по-эстонски, потому что почти все детство провела у дедушки в России. Ей по состоянию здоровья рекомендовали сменить климат, и родители отправили ее к дедушке на юг. А забрали домой только перед началом учебы в школе.
Вообще меня удивило то, что особой приветливости она не проявила. Меня с детства учили при чужих людях вести себя доброжелательно, но казалось, что Жанне эти манеры не были знакомы. Потом Эрика мне объяснила, что это результат дедушкиного воспитания. Он избаловал Жанну и совсем не заботился о ее социализации. И вот теперь ее пытались научить нормальному общению с людьми, но это давалось с трудом.
Жанна, по словам Эрики, закончила второй класс, и была для своей учительницы настоящей , потому что постоянно била одноклассников. Наблюдая за ней, я заметил, что она почти всегда была сама по себе, и большую часть дня проводила за игровой приставкой, прогулками в парке и едой. А еще меня удивил ее голос. Когда она говорила спокойно, то он казался таким же, как у других детей, но если начинала кричать или смеяться, то он звучал очень низко. Когда я сказал Эрике об этом, она рассмеялась, и ответила, что у Жанны, когда она вырастет, будет очень неплохое контральто.
Младшая из сестер, Моника, была похожа на Эрику и Жанну, но отличалась от них вьющимися волосами и полнотой. За сочетание пухлых щечек, локонов и тяжелого, недружелюбно взгляда она получила прозвище злобного херувимчика. Когда Эрика мне сказала об этом прозвище, я долго смеялся. Ведь и правда, было очень похоже! Сейчас за этот тяжелый взгляд ее частенько называют манулом.
У Моники было больное сердце, и во время обострений она много времени проводила в постели. Зато когда вставала, всем окружающим было мало места. В любой момент ее милая сияющая улыбка могла смениться агрессивным взглядом и требованиями срочно дать ей то, чего она хочет. Если просьбы Моники не выполнялись, то она действовала нахрапом и все равно добивалась своего. Особенно от Манфреда, который быстрее всех остальных сдавался под ее напором. В общем, из всех детей этой семьи Эрика была самой доброй, дружелюбной и общительной.
Маму Эрики звали Алисой. Она была какой-то южанкой, и на фоне остальных членов семьи выделялась смуглой кожей, и, как ни странно, рыжими волосами. Как рассказала Эрика, мама на полставки работала радистом. Пока я был у них в гостях, она всего несколько раз съездила на работу, а все остальное время была на больничном, который ей дали из-за тяжелой беременности.
Она ждала четвертого ребенка, и хотя срок беременности был очень маленький, но из-за больного сердца она все время плохо себя чувствовала. Проблемы со здоровьем были очень заметны, потому что она постоянно тяжело дышала и была слишком худой и бледной. Ногти и губы у нее периодически синели, но она всеми силами пыталась делать вид, что чувствует себя хорошо. Тогда я просто в замешательстве смотрел на это… Сейчас, будучи медиком, я бы попытался с ней поговорить о ее здоровье… Но тогда я этого не мог сделать.
Бабушку, мамину маму, звали Анной. Она была светловолосой, крепко сложенной и подвижной женщиной с боевым характером. Характер чувствовался во взгляде, в осанке, в движениях. При этом было как-то сразу понятно, что на самом деле она справедливая и добрая. Во дворе дома располагался большой гараж, который служил автомастерской. Там и работала бабушка, по профессии она – автомеханик. Заказов на ремонт машин у нее всегда было много, и она этим зарабатывала на жизнь, а в свободное время занималась внуками.
Основным добытчиком в семье был Манфред. Он работал одновременно на трех работах, что мне показалось совершенно необычным, у себя в Осло я с таким не сталкивался. Но потом узнал, что в странах бывшего СССР это – обычное дело. Официальным местом его работы был оперный театр, где он исполнял теноровые партии в нескольких спектаклях. Как говорила Эрика, эта работу нужна была ему для души и для стажа. Доход от нее был очень небольшим, и его явно не хватало на содержание большой семьи и дворянской усадьбы.
Набольший доход Манфреду приносила работа в ночном клубе, где он 3-4 раза в неделю участвовал в стриптиз-шоу. Кроме того, по выходным он работал капиталом прогулочного катера. О работах отца Эрика писала мне в письмах, но я родителям рассказывал только о театре и катерах. Если бы они узнали о стриптизе, то не отпустили бы меня в гости к этой семье. Но меня его вид деятельности почему-то не смущал – это ведь просто работа… Манфред гораздо больше поразил меня своей неуемной энергией. Работая на трех работах, он еще умудрялся готовить еду, заправлять стиральную машинку, уделять время детям и в свободное время заниматься танцами.

- Вас удивила эта семья? – спросила Присцилла.
- Да, очень, - ответил Ульвар, - у меня была классическая правильная семья, поэтому образ жизни и профессии родителей Эрики, а также поведение ее сестер, казались мне очень необычными, я как будто попал в какой-то другой мир. Я много раз в фильмах видел семьи, которые жили не так, как моя семья и семьи моих друзей, но никогда раньше у меня не было возможности посмотреть на эту жизнь изнутри.

Anette, ого, значит, Манфред женился на Алисе, да еще и троих детей "настругал" к 30-ти)) Честно говоря, исходя из его характера, ещё до твоих пояснений относительно его будущего, даже не предполагала, что он станет таким примерным семьянином) Мне казалось, что он будет этаким хулиганом-неформалом, и что подростковый период у него будет очень бурным. 

Интересно, что же случилось там с Эклундом, что поспособствовало развитию такой фобии..

Понятно.

Интересное наблюдение) По поводу хулиганов, ставших семьянинами, у меня как-то нет примеров (не помню просто ни одного хулигана)), а вот по поводу позднего протеста правильных детишек... Возможно, в этом что-то и есть))

Видимо, сердце Алисы не выдержит

А что касается жизненного уклада семьи Эрики, мне нравится, что нет чётких обязанностей, что определенную работу делает тот, у кого есть время. Это целесообразно и справедливо, в конце концов.
Но вот что нет каких-то "точек опоры", каких-то временных "узелков" в течение дня, которые никогда не меняются, пожалуй, мне не очень нравится. У меня в детстве у самой был в чём-то похожий жизненный уклад, и мне, пожалуй, не хватало неких традиций - например, что вся семья вечером ужинает вместе, обменивается новостями, ну или какие-то другие стабильные приятные вещи. Это потребность по 3Э, наверное. Думаю, для меня это поспособствовало бы бОльшей уверенности в окружающем мире, в его стабильности и незыблемости. Но вот делать уборку по мере загрязнения я бы была не против Но, к сожалению, приходилось делать по графику))         
Но и излишняя регламентация, как в семье Эклунда, безусловно, ни к чему, и действительно может лишить навыков самостоятельности и принятия ответственности.   
В общем, как и во всём, необходим баланс, наверное. И еще тут многое зависит от характера ребёнка, на разных людей тот или иной режим влияет по-разному.

Глава VI. Дом с привидениями

- Жизнь в этом доме повлияла на Ваше эмоциональное состояние? – спросила Присцилла.
- Да, я как раз хотел об этом рассказать.

У меня в течение двух или трех месяцев не было ни одной панической атаки, но после приезда к Эрике они возобновились. Я думаю, что это было связано со сменой обстановки и непривычностью всего происходящего. Днем, когда мы с Эрикой гуляли, все было отлично. Мы много ходили, несколько раз ездили к морю, впечатления были в основном приятные, но вечером, когда я оставался один в своей огромной прохладной комнате с четырехметровыми потолками, меня накрывал страх.
Это звучит глупо, я ведь не был маленьким, но я начал бояться темноты, начал прислушиваться к каждому звуку. Я сам не знал, чего именно я боялся. Хотя… знал, но мне было стыдно признаться самому себе, что я боюсь привидений и всякой нечисти. Я ведь понимал, что их не существует. Где-то на заднем плане возник еще один страх, о котором я почти забыл… Я начал бояться того, что могу кому-то причинить вред, и, что самое ужасное, могу убить кого-нибудь. Я пытался себя успокоить тем, что я на это не способен, но страх не отпускал.
Мои опасения обострились после одного вечера, когда я по привычке встал в туалет часов в 11 вечера. Моя спальня находилась достаточно далеко от санузла, поэтому мне нужно было пройти по коридору метров 20. Выйдя из комнаты, я услышал странный шорох, похожий на шуршание ткани, но, оглядевшись вокруг, ничего не увидел. В обоих концах коридора горели ночники, поэтому фигуру какого-либо живого существа я бы смог увидеть.
Сходив в туалет, я вышел в коридор, и вот тут мне по-настоящему стало плохо: в противоположном конце коридора, возле окна я увидел маленькую человеческую фигуру, закутанную в белый балахон. Под капюшоном я увидел закрытое черной тканью лицо. Открыты были только злобно сияющие глаза. Я замер, не веря в то, что я действительно это вижу, и пока собирался с духом, чтобы сделать хоть какое-то движение, фигура исчезла на лестнице.
Я бегом добрался до своей комнаты и заперся, пока это существо не вернулось. Заснуть мне удалось только когда за окном начало светать. От стресса мне снова захотелось в туалет, но я боялся выходить из комнаты. Я лежал, и пытался понять, что же это было, ведь я точно знал, что приведений не существует. Утром, когда Эрика разбудила меня стуком в дверь, я встал, и, посмотрев на радостный летний пейзаж за окном, решил, что это был дурной сон.

- Вы потом выяснили, что же это было? – спросила Присцилла с легкой ухмылкой.
Эклунд усмехнулся и ответил:
- Да, конечно… Но до этого момента я еще дойду.
- Хорошо, продолжайте.

Глава VIII. Стюардесса по имени Жанна

- Практичность и хозяйственность Эрики произвела на Вас впечатление, - сказала Присцилла.
- Да, и очень сильное! – ответил Ульвар, - это был настоящий восторг. Несколько дней спустя Эрика попросила меня помочь ей перетащить в пещеру шифоньер. Я подумал, что нам это не по силам, но Эрика с уверенной улыбкой ответила, что мы справимся. Мы поднялись на чердак, она достала из сундука инструменты и с их помощью вытащила из шифоньера все полки. Остался один каркас, который оказался не тяжелым, и мы его вытащили на улицу, а потом положили на тележку для цемента и привязали веревкой, сделанной из нескольких старых поясов от халатов. Затем мы довезли каркас до пещеры и поставили в комнате, а после этого привезли полки. Наверное, выглядит глупо, но это воспоминание до сих пор греет мне душу, я был так счастлив, что оказался причастен к этому удивительному занятию!
Увидев детский восторг Эклунда, Присцилла невольно улыбнулась.
- Но теперь я хотел бы вернуться к своим страхам… - продолжил он и немного сник.

Призрак возвращается

Прошло несколько дней после встречи с призраком, и я уже почти забыл о нем. Но когда я в очередной раз вышел вечером в туалет, то снова увидел его. В этот раз он стоял у служебного коридора, ведущего в санузел, и смотрел на меня колючим взглядом. Я в ужасе остановился и боялся пошевелиться. Несколько секунд он меня сверлил глазами, а потом эти глаза, как мне показалось, злобно улыбнулись, и призрак бесшумно ушел на лестницу, ведущую на первый этаж.
Я несколько минут стоял, не шевелясь, и боялся идти в туалет. Мне было страшно, что призрак может все еще находиться на лестнице. Но потом я пересилил свой страх, и пошел. Дойдя до лестницы, я осторожно глянул вниз, там было пусто. Я сходил в туалет, со страхом вышел в коридор и побежал к своей комнате. Этой ночью я снова почти не спал, и утром был измученным. Эрика заметила мое состояние и поинтересовалась, что со мной. Я сказал, что просто зеваю на погоду.
Каждый ночной поход в туалет превращался для меня в кошмар… Я боялся выходить в коридор, боялся увидеть эти злобные глаза, выглядывающие из-под черной маски, но призрак больше не появлялся. Я постепенно начал успокаиваться и почти забыл о нем. Но в один из последующих вечеров мы сидели в кабинете на первом этаже и рисовали. С нами были Сайма, подруга Эрики, и Моника, которая пыталась что-то изобразить на бумаге, держа кисточку неловкими ручонками.
Эрика попросила меня принести набор карандашей из комнаты, которую все называли каморкой. Это была небольшая угловая комната на втором этаже в конце коридора, противоположном от туалета. Там хранились школьные принадлежности и различные документы. Мы с Эрикой бывали в этой комнате, и я знал, где лежат карандаши.
Я поднялся на второй этаж по центральной лестнице, повернул налево и в конце коридора, возле нужной мне двери увидел призрака. Он стоял в углу и в свете ночника его глаза злобно сияли. Я испугался и побежал обратно к лестнице, но сделал поворот раньше времени и ударился ногой об угол.
Прихрамывая, я подошел к кабинету и задумался о том, что мне сказать Эрике, как объяснить, почему я без карандашей. Я заглянул в комнату. Эрика, Сайма и Моника смеялись и рисовали, и я почему-то решил, что надо рассказать Эрике правду. Мне было сложно это сделать, я боялся насмешек, но нужно было решить проблему.
Я зашел в кабинет, и попросил Эрику выйти на минуточку. Она удивленно и озабоченно посмотрела на меня и вышла в холл.
- Что случилось? – спросила она.
- М… понимаешь, со мной происходит такая странная вещь… - несмело начал я, - Я боюсь рассказывать… Думаю, что ты не поверишь…
- Да что случилось?! – испуганно спросила Эрика.
- Наверное, я сошел с ума… Мне кажется, что я вижу призрака.
- Призрака?! – переспросила Эрика, изумленно и недоверчиво распахнув глаза.
- Да, я знал, что ты не поверишь… - ответил я с чувством безнадежности, - Я два раза его видел ночью в коридоре, когда ходил в туалет. И вот сейчас увидел… возле каморки… Поэтому я не смог взять карандаши.
Эрика посмотрела на меня озадаченно. Казалось, что она не знает, как реагировать. Примерно полминуты она размышляла, а потом сказала:
- А опиши мне призрака.
В этой просьбе я увидел небольшую вероятность того, что она может мне поверить.
- Он был в длинном белом балахоне, лицо было закрыто чем-то черным, только злобные глаза сияли. Он ничего не говорил, просто смотрел на меня… Призрак маленький, вот такой, - и я поставил ладонь на уровне своей шеи, - но… у меня от него мурашки по коже.
В глазах Эрики засиял радостный огонек:
- Вот такой, говоришь? – и Эрика поставила руку на уровне шеи.
- Да, - ответил я.
Эрика ощетинилась, и скомандовала:
- Идем за мной!
Она побежала на второй этаж, прыгая через ступеньку, я еле поспевал за ней.
Эрика остановилась у двери спальни Жанны, и громко распахнула ее. Жанна, читавшая книгу, изумленно посмотрела на Эрику и что-то возмущенно сказала по-русски. Как я догадался по интонациям, она поинтересовалась, что Эрика себе позволяет.
Но Эрика, казалось, ее не слышала. Она подлетела к комоду и начала бесцеремонно вываливать содержимое ящиков прямо на пол. Жанна с изумлением вскочила с кровати, но не решилась прервать действия Эрики.
- Ах, вот! – довольно воскликнула Эрика, подняв над землей балахон, грубо сшитый из старой простыни, - А вот и маска! – и Эрика подняла с пола старую черную шапку, в которой были сделаны отверстия для глаз.
Эрика швырнула все это в Жанну и начала кричать на нее по-русски. Жанна ловко увернулась от броска сестры, и, выслушивая раздраженный монолог Эрики, насмешливым взглядом косилась на меня, как будто пытаясь сказать: «Как ловко я провела тебя!» Потом она что-то ответила Эрике подчеркнуто вежливым тоном и изобразила наигранную виноватую улыбку. Эрика возмущенно ответила ей, повернулась ко мне и сказала:
- Пошли!
Мы вышли из комнаты, и Эрика воскликнула:
- Ну и дурак же ты!
Я виновато улыбнулся, удивляясь тому, как я мог не догадаться, что меня просто-напросто разыгрывают. Это же было очевидно! Но, видимо, я слишком сильно поддался своим страхам. Настолько сильно, что они лишили меня возможности замечать очевидное.
- Если хочешь ей досадить, можешь называть ее стюардессой, - сказала Эрика, когда мы зашли в каморку.
- Стюардессой? – удивленно переспросил я.
- Да, - ответила Эрика, - есть такая русская песня: «Стюардесса по имени Жанна». Когда эта песня появилась, все начали дразнить Жанку стюардессой. Ее это злит просто ужасно!
- Да, хорошо, попробую, - сказал я, улыбнувшись.
На следующий день я последовал совету Эрики, но Жанна посмотрела на меня таким взглядом, что я решил больше так не поступать. Хотя она была на голову ниже меня, но я знал, что она бьет всех мальчишек в своем классе, и не хотел пополнить их ряды. Хотя мне было ужасно стыдно от того, что я боялся быть побитым восьмилетней девочкой.